Аксиненко О.В. Архаичное, первичный процесс и психическая травма

Автор: Администратор.

Аксиненко О.В.

Архаичное, первичный процесс и психическая травма[1]

Аннотация. Автор рассматривает проблему психической травмы в контексте классической психоаналитической теории влечений и внутрипсихического конфликта, а также в свете представлений об «архаичном».

Ключевые слова: травма, влечения, внутрипсихический конфликт, первичный процесс, архаичное.

Abstract. The author examines the problem of psychic trauma in the context of classical psychoanalytic theory of drives and intrapsychic conflict, as well as in the light of ideas about the “archaic”.

Keywords: trauma, drives, intrapsychic conflict, primary process, archaic.

«Подобно всякому другому, вплоть до настоящего времени я довольно свободно использовала термин «травма», но теперь я нахожу более предпочтительным избегать этого в будущем. Всегда, когда я испытываю искушение назвать событие в жизни ребенка или взрослого «травматическим», я задаю себе ряд дополнительных вопросов. Имею ли я в виду, что данное событие было расстраивающим; что оно имело существенное значение для изменения хода дальнейшего развития; что оно было патогенным? Или же я действительно думаю, что оно было травматическим в самом строгом смысле этого слова, т. е. сокрушительным, опустошительным, вызывающим внутреннее крушение тем, что выводит из строя функционирование и посредничество Эго».

Aнна Фрейд, 1967

В своем докладе я обращаюсь к идеям Зигмунда Фрейда о психической травме и о влечении к самосохранению, полагая, что феноменология психической травмы возвращает нас к идее З. Фрейда о наличии влечений Я.

Я прихожу к выводу, что влечения Я направлены противоположно влечениям Ид и что данная комбинация внутрипсихических сил создает неустранимый внутрипсихический конфликт, наиболее мощно проявляемый в картине психической травмы и патологического горя.

На первом этапе развитии фрейдовской мысли этиологическим фактором неврозов являлась концепция реального психотравмирующего события с последующей фиксацией психической травмы. Поиск общего, а не случайного приводит Фрейда к идее о патогенном действии фантазии, а не реального события с последующим формированием фундаментальной концепции влечений. В 1905г., отказываясь от концепции травматической этиологии неврозов, З. Фрейд в «Три очерка по теории сексуальности» (Freud, S., 1905) формулирует фундаментальную для психоанализа концепцию влечений, стадии инфантильной сексуальности, инфантильную амнезию и концепцию фиксации либидо на ранних стадиях психосексуального развития. Психическая травма оказалась отнесенной к последствию внешнего воздействия, в то время как психоанализ все больше погружался в глубины психической реальности, с признанием приоритета фантазии как фактора невротических состояний. Период инфантильной сексуальности, З. Фрейд рассматривает как «доисторическую эпоху» (Freud, S., 1905), скрытую инфантильной амнезией, оказывающую свое влияние на актуальную жизнь взрослого.

Мысль о противоположности влечения к самосохранению сексуальному влечению высказанная Фрейдом в «Три очерка по теории сексуальности», получает свое развитие в последующих работах. Так, в 1910 г. З. Фрейд пишет: «Особое значение имеет неоспоримая противоположность между влечениями, которые служат сексуальности, сексуальному удовольствию, и влечениями, нацеленными на сохранение индивида, или влечениями Я». Лапланш и Понталис формулируют влечение к самосохранению, как «совокупность потребностей, связанных с телесными функциями, необходимыми для поддержания жизни индивида» (цит. по Лапланш Ж., Понталис Ж.-Б, стр. 91). В работе «Положения о двух принципах психической деятельности» (Freud, S., 1911) З. Фрейд постулирует, что сексуальные влечения подчиняются принципу удовольствия-неудовольствия, а влечения Я вынуждены следовать принципу реальности. Таким образом, направленность влечения к самосохранению исходно связана с внешней реальностью. Принимая во внимание, что характеристикой влечений является источник, сила, цель и объект, на этапе развития фрейдовской мысли до второй топики и второй теории влечений противопоставление сексуальных влечений и влечений к самосохранению не вызывает вопроса определения источника, оба влечения следует отнести к бессознательному.

Концепция влечений, являясь фундаментальной в теории психоанализа, пересматривалась З. Фрейдом с отказом от дуальности сексуального влечения и влечения к самосохранению и формулировкой второй теории влечений с противоположностью влечения к жизни и влечения к смерти. В формулировках второй теории влечений Фрейд снова возвращается к вопросу разграничения влечений Я и влечений к жизни и смерти, а также к определению примыкания влечений. Так, изначально, влечение к самосохранению включает во влечение к смерти, но впоследствии Фрейд усматривает во влечении к самосохранению особый случай влечений к жизни. Вторая структурная теория строения психического аппарата помещая влечение к жизни и влечение к смерти в ОНО, наделяет Я функцией слуги трех господ – ОНО, Сверх-Я и Реальности. При этом защитные механизмы Я, сформулированные З. Фрейдом и детально описанные Анной Фрейд в работе «Эго и защитные механизмы» (Freud, A., 1936), становятся функцией Я, направленной на обуздание требований влечений ОНО и поиска компромисса межу этими требованиями и ограничениями, исходящими от Сверх-Я и внешней реальности в формировании внутрипсихического конфликта, компромиссного образования и отреагирования.

Если отнесение защит к функции Я не вызывает у нас сомнения, то относительно влечения к самосохранению и источника этого влечения возникает неопределенность. Принимая во внимание что Я, в ходе развития и дифференциации психики формируется из ОНО, и то, что защитные механизмы Я бессознательны, можно ли утверждать, что именно в защитных механизмах Я проявляется вторая противоположность действующих сил – влечений ОНО (влечение к жизни и влечение к смерти) и влечения к самосохранению, реализуемого Я с непреодолимым упрямством и с навязчивым повторением? Следует ли тогда полагать, что защитные механизмы Я должны быть разделены на защитные механизмы, направленные на защиту от неприемлемых импульсов ОНО и влечение к самосохранению, направленному на взаимодействие с внешней реальностью?

Принимая во внимание замечание Ж. Лапланша и Ж.-Б. Поналиса о том, что «в истолкованиях конфликта у З. Фрейда влечения к самосохранению никогда не выступают как движущая сила вытеснения» (Лапланш Ж., Понталис Ж.-Б., стр. 104) влечения к самосохранению следует определить как нетождественные защитным механизмам Я и имеющим самостоятельные механизмы реализации.

С формированием второй теории влечений влечение к самосохранению практически исчезло из фокуса внимания психоаналитиков. Концепция влечения к жизни и влечения к смерти объясняла как сексуальные, так и агрессивные фиксации. Идея З. Фрейда о существовании влечения к смерти глубоко укоренена в теории Мелани Кляйн с обоснованием существования ранних, инфантильных агрессивных импульсов, имеющих огромное значение о взаимодействии младенца с матерью. Думаю, не будет преувеличением, утверждение того, что совокупность либидинальных и агрессивных побуждений младенца, направленных на первичный объект – мать формирует рисунок ранних объектных отношений, влияющих на все отношения, возникающие на притяжении жизни.

Влияние «доисторической эпохи», понимаемое как как сохранение устойчивого повторения ранних способов удовлетворения приобретает важное значение в теории влечений. Прочная связь с определенным способом удовлетворения понимается не только как фиксация на определенном объекте, но как структурно организованная стадия психосексуального развития, в которой устойчиво закрепляется способ реализации влечения в совокупной взаимосвязи источника, цели и объекта.

Не уменьшая значимость «доисторического периода» в онтогенезе, психоанализ сталкивается с вопросом изначальных факторов неврозов, несводимых к случайным событиям индивидуального опыты. Первосцена, исследуемая Зигмундом Фрейдом в работе «Из истории одного инфантильного невроза» (Freud, S., 1918) становится краеугольным камнем понимания существования первофантазма о родительском коитусе и основанием для выдвижения идеи универсальных фантазий, структурирующих все аспекты взаимосвязей психического. Первосцена, соблазнение, кастрация, как первофантазии, обращаются к основам первоначала – вопрос возникновения субъекта, возникновения сексуальности, различия между полами и власти Отца (или фаллической Матери). Идея существования наследуемого, филогенетического опыта исследуется З. Фрейдом в «Тотем и Табу. Психология первобытной культуры и религии» (Freud, S., 1913), к вопросу соотношения индивидуального опыта и конституционального фактора Фрейд возвращается в «Анализ конечный и бесконечный» (Freud, S., 1937).

Андре Грин (André Green, 1982), в работе «Архаичное, но постфактум» отмечает, что «Фрейд был единственным, кто по-настоящему сформировал представление об архаичном в рамках психоанализа. По его представлениям, архаичное закладывает основу для самого Эдипова комплекса. Фантазии (представления) изначального — порождающие все остальные виды фантазий — обозначают психическую жизнь, присутствуя в форме унаследованных признаков памяти.» (André Green, 2010, стр. 265). Идея филогенетического наследуемого опыта получила свое развитие в работах У. Биона (Bion W.R., 1989) с формированием представления о врожденных преконцепциях, которые в акте опыта становятся концепцией, интегрируемой в когнитивную функцию. Британский аналитик Мани-Кёрл (Money-Kyrle R., 1971) в работе «Цель психоанализа» выделяет две наиболее значимые преконцепции: «Среди множества врожденных преконцепций мы можем быть снабжены двумя, имеющими особое аналитическое значение: хорошая грудь и хорошее креативное сношение». Относительно третей преконцепции, содержащей бессознательное знание о смерти, Мани-Кёрл высказывается с осторожностью.

Являются ли первофантазии и первичные репрезентации влечений, отраженные в онтогенетическом опыте единственным признаком архаичного? Полагаю, что следует ввести еще одно измерение – то, что обозначено Андре Грином (André Green, 1998), в статье «Первобытная психика и работа негативного» как первобытная психика. Особенностью функционирования первобытной психики является власть первичного процесса, подчинение принципу удовольствия-неудовольствие, власть первичного расщепления и проективной идентификации. Ключевым, по мнению А. Грина, для первобытной психики является сочетание двух процессов - галлюцинаторное удовлетворение желания и работа негативного, объединяющая в себе все способы удаления неприемлемого переживания – вытеснение, расщепление, отказ от обладания, отвержение и отрицание. Как указывает Андре Грин, все перечисленные механизмы «подразумевают суждение принятия или отказа», принятие решения сказать: «Да» или «Нет» возникшему психосоматическому состоянию удовольствия или неудовольствия. Идея наличия ранней способности к формированию своего отношения к психосоматическим состояниям наиболее последовательно отстаивалась Мелани Кляйн в утверждении о способности инфантильного Эго интерпретировать телесные ощущения. По мнению Мелани Кляйн (Melanie Klein, 1935), инфантильное Эго способно формировать свое отношение к проживаемому состоянию, как к внутренним объектам, доставляющим удовольствие или боль. Данные объекты, воспринимаясь как предельно хорошие и предельно плохие образуют в психической реальности два параллельных ряда объектных отношений – с предельно плохим и с предельно хорошим объектом.

Рассматривая составляющие первобытной психики и архаичного невозможно обойтись без концепций первичных или примитивных аффектов.

Отто Кернберг, в монографии «Агрессия при расстройствах личности и перверсиях» (Otto F. Kernberg, 1992) приводит данные о том, что первичные аффекты в своей основе сводимы к удовольствию и боли, при этом «субъективное качество ощущаемой оценки – это ключевая характеристика любого аффекта». Отто Кернберг подчеркивает, что «примитивные аффекты появляются в течение первых двух-трех лет жизни и обладают качествами интенсивности и глобальности, а также диффузным, недифференцированным когнитивным элементом» (Отто Кернберг, стр. 16). Особо подчеркну свойство первичных аффектов – глобальность и интенсивность. Те, кто мог наблюдать плачущего младенца, знают, что в плач включено все тело и в крик вкладывается вся сила ярости, а насыщение отзывается удовольствием и изменением как тонусом всего тела, так и изменением выражения лица.

Преконцепции, первичный процесс, примитивные аффекты, фиксация либидо – все это проявление архаичного. Однако, по мнению Андре Грина (André Green, 1982), самым значимым проявлением архаичного является вопрос власти, который скрытно или явно присутствует во всех отношениях. Возникающие дихотомии власти и подчинения, гордости и унижения прослеживаются повсеместно. Так, дихотомию власти и подчинения мы можем видеть как в проявлениях внутрипсихического конфликта, так и в отношениях матери и младенца. Вопрос власти Отца укоренен в Эдиповом комплексе и проявляется в страхе кастрации. Власть неизбежно создает пару с подчинением, предельным значением которого является унижение. Полагаю, что младенец в своем развитии осуществляет поступательное движение увеличения своей власти как над влечениями, так и над внешней реальностью. Отказ от своего собственного всемогущества, так и от всемогущества объекта является процессом компромиссного образования, при этом мы можем усмотреть проявление действия власти принципа реальности.

Думаю, ни у кого не вызовет сомнения утверждение, что наиболее сильно дихотомия власть – унижение проявляется в явлении психической травмы.

Определяя взаимосвязь внешнего и внутреннего в процессах психической травмы, все исследователи подчеркивают наличие ситуации избыточности стимуляции, с которой Эго не может справиться. Так, Зигмунд Фрейд в «Торможение, симптом, тревога» (Freud, S., 1926) пишет что сущность, смысл и значение травматической ситуации определяет «…оценка собственной силы в сравнении с величиной опасности, признание нашей беспомощности перед ней: материальной беспомощности – в случае реальной опасности, психической беспомощности – в случае опасности, исходящей от влечения» (Фрейд З., 2005, стр. 74). Понимая психическую травму как капитуляцию Эго перед натиском стимулов, следует признать огромную значимость функции контейнирования, которую выполняет мать для младенца или ближайшее социальное окружение для взрослого человека. Недостаточность контейнирующей функции и способности переработать глобальный и интенсивный поток стимулов приводит к срыву защитных механизмов, реализуемых психикой для регуляции аффективных состояний и нарушению фундаментальных психических процессов, – проекции и интроекции, создающих неразрывную, взаимно обусловленную связь между внешним и внутренним миром. Мелани Кляйн описывает проективную идентификацию, как наиболее ранний защитный механизм от агрессивных импульсов влечения к смерти, объединяющий в себе расщепление, проекцию, интроекцию и идентификацию (Melanie Klein, 1946). Я полагаю, что проективная идентификация является не только защитным механизмом, но фундаментальным процессом жизни, обеспечивающим связь со структурой, большей чем Я. Значение связи с питающей и контейнирующей функцией матери, убедительно показано Рене Шпицем (Spitz, R. A., 1945) в описанном им явление госпитализма, когда, при наличии полноценного физического ухода, но при полном разрыве эмоционального контакта, наступает физическая смерть малышей, испытывающих длительную эмоциональную депривацию. Таким образом, психическая травма может иметь два источника – внешнее агрессивное воздействие и затопление внутренней стимуляцией, в условиях отсутствия контейнирующей и питающей функции матери.

Взаимосвязь психической травмы и агрессии очевидна, при этом под агрессией понимается действие разрушительной силы, несущей физическую или психическую угрозу. В значительной степени агрессия, особенно в контексте психической травмы определяется как внешнее воздействие, однако, принимая концепцию влечения к смерти, психоанализ определяет источником агрессии не только внешние, но и внутренние силы. Суть этих сил деструктивность, разрыв всех связей, как внешних, так и внутренних.

Хорошо известно, что реакцией на опасность является, возможно филогенетически обусловленный, выбор борьбы или бегства, однако в ситуации внешнего насилия и длительно существующей угрозы, при невозможности бегства из непереносимой ситуации психика прибегает к последнему доступному средству глубоко примитивных защитных механизмов дереализации, деперсонализации и диссоциации, преодолевая наиболее мощную и примитивную тревогу дезинтеграции, описанную Д. В. Винникоттом (Winnicott, 1974), как «страх распада» и обозначенную Хайнцом Кохутом (Kohut, H.,1984) тревогой дезинтеграции, «самой глубокой тревогой, которую может испытывать человек» (Kohut, H., 1984, стр. 16). Принимая во внимание идей Зигмунда Фрейда (Freud, S., 1919) о наиболее мощной тревоге, описанной в статье «Жуткое», как о возвращение вытесненного и встреча с архаичным и всемогущим объектом Матерью, можно ли предположить, что в ситуации психической травмы происходит регресс на самые ранние этапы психической жизни, когда субъект возвращается в те времена, когда отношением с тотально господствующей силой, может быть только подчинение и принятие власти немыслимо грандиозной всемогущей архаичной фигуры? Мы можем предположить, что это архаичные Времена, когда мышление не способно осветить пониманием происходящее и психика использует чрезвычайно ранние способы защиты от непереносимых состояний. И если, состояние ужаса есть последний рубеж эмоциональной реакции, предназначенной стимулировать активные действия, то какие силы вступают в действие по ту сторону страха перед угрозой физического или психического уничтожения? В исследовании психической травмы Генри Кристал (Henri Krystal, 1988) указывает на явление психологической капитуляции, эмоциональной заторможенности и внешней покорности жертв массовых убийств во времена второй мировой войны. Так, Кристал приводит свидетельские данные, что евреи, которых вели на расстрел, покорно снимали с себя одежды и ложились в ров на тела уже расстрелянных людей без какой-либо попытки протеста своей участи.

В этой покорности нет ни малейших признаков аффектов ярости и страха. Тупая оглушенность и немыслимость происходящего, проживаемого в состоянии дереализации и деперсонализации.. В ситуации психической травмы психика предпочитает не знать о случившейся катастрофе, используя весь арсенал защит, для устранения как непереносимого аффекта, так и знания о произошедшем. Психическая травма – становится тем, что немыслимо: для тех, кто не пережил катастрофическую травму невозможно себе вообразить силу горя, психической боли, отчаяния и беспомощности, для переживших психическую травму это то, о чем невозможно помыслить, когда катастрофа случилась – мыслитель, способный мыслить разрушен натиском катастрофических переживаний.

Есть ли в этом состоянии хоть малейшее проявление влечения к самосохранению? У меня нет ответа на этот вопрос, относительно самой ситуации психической травмы, но я думаю, что в симптоматику выживших формирует именно влечение к самосохранению, под действием которого оказывается заторможенным проявления как влечения к жизни, так и влечения к смерти. На смену принципу удовольствия-неудовольствия приходит сформулированный Джозефом Сандлером в статье «Внутреннее чувство безопасности и его значение» (Sandler J., 1960) принцип безопасности, игнорирующий принцип реальности. Жить это значит позволять влечениям быть реализованным. Принцип безопасности отказывает влечениям, разрывая почти все связи, утверждая психическую смерть в симптоматике роботизации. Ведь мертвых нельзя убить, правда?

Вспоминая слова французского аналитика Джойс Макдугалл (McDougall, Joyce, 1989), что задача матери соблазнить ребенка на жизнь, в завершении доклада приведу название книги Виктора Франкла (Viktor E. Frankl, 1946) «Сказать жизни «Да»! Психолог в концлагере», как задачу, стоящую перед аналитиком в работе с пациентами, несущими в себе неустранимую память когда-то пережитой катастрофы.

Литература

1. André Green, 1982. La folie privée. Psychanalyse des cas-limites. Gallimard, 2010, стр. 265.
2. Andre Green, 1998. The Primordial Mind and the Work of the Negative, International Journal of Psychoanalysis 79 (1998): 649-665.
3. Bion W.R., 1989. Elements of Psycho-Analysis. Бион У.Р. Элементы психоанализа / Пер. с анг. – М.: «Когито-Центр», 2009. -127 с.
4. Freud, A., 1967. Comment on Trauma. In Psychic Trauma, ed. S.S. Furst. New York: Basic Books, pp. 235.
5. Henri Krystal, 1988. Integration and Self-healing Кристал Генри при содействии Джона Кристал, 1988. Интеграция и самоисцеление. Аффект, травма, алекситимия. Институт общегуманитарных исследований, 2006 г. – 800 с.
6. Kohut Heinz, 1984. How Does Analysis Cure? University of Chicago Press, 1984, стр. 16.
7. McDougall, Joyce, 1989. Theatres of the Body: A Psychoanalytic Approach to Psychosomatic Illness.
8. McDougall, Joyce, 1989. Макдугалл, Джойс. Театры тела: Психоаналитический подход к лечению психосоматических расстройств. Пер. с франц. – М.: «Когито-Центр», 2007. – 215 с. (Библиотека психоанализа).  
9. Money-Kyrle, R., 1971. The Aim of Psychoanalysis. J. Psycho-Anal., 52:103-106. Мани Кёрл Р. Цель психоанализа Журнал практической психологии и психоанализа #1 2008.
10. Spitz, R.A., 1945. Hospitalism – An Inquiry Into the Genesis of Psychiatric Conditions in Early Childhood. Psychoanalytic Study of the Child, 1, 53-74.
11. Viktor E. Frankl, 1946. Trotzdem Ja zum Leben sagen: Ein Psychologe erlebt das Konzentrationslager. Франкл В. «Сказать жизни «Да»! Психолог в концлагере. / Виктор Франкл; Пер. с нем. – 9-е изд. – М.: Альпина нонфикшн, 2018. – 239 с.
12. Winnicott D. W., (1974). Fear of Breakdown. International Review of Psycho-Analysis, 1:103-107 Д. В. Винникотт (1974). Страх Распада. Интернет, http://psy-aletheia.ru/biblioteka/winnicott-fear-of-breakdown
13. Анна Фрейд, 1936. Эго и защитные механизмы. – М.: Изд-во Эксмо, 2003. – 256 с.
14. Лапланш Ж., Понталис Ж.-Б. Словарь по психоанализу. – М.: Высшая Школа, 1996. – 625 с. – Стр. 91.
15. Мелани Кляйн описывает проективную идентификацию, как наиболее ранний защитный механизм от агрессивных импульсов влечения к смерти, объединяющий в себе расщепление, проекцию, интроекцию и идентификацию (1946 г.).
16. Мелани Кляйн. Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний (1935). Кляйн М. Психоаналитические труды, VI т. – Пер. с англ. и нем. Под науч. ред. С.Ф. Сироткина и М.Л. Мельниковой. – Ижевск: ERGO, 2007.
17. Отто Кернберг. Агрессия при расстройствах личности и перверсиях. / Пер. с анг. А.Ф. Ускова. – М.: Независимая фирма «Класс», 2019. – 368 с. – Стр. 16.
18. Сандлер, Джозеф. Внутреннее чувство безопасности и его значение, 1960. Антология современного психоанализа. Т. 1 (под ред. А.В. Россохина). – М.: издательство «Институт психологии РАН», 2000. – 488 с.
19. Фрейд З., 1905. Психогенное нарушение зрения с позиции психоанализа. Цитата по: Лапланш Ж., Понталис Ж.-Б. Словарь по психоанализу – М.: Высш. Шк. 1996. - 625 с. Стр. 91.
20. Фрейд З., 1905. Три очерка по теории сексуальности. Фрейд, Зигмунд. Собрание сочинений в 26 томах. Т. 7 – Санкт-Петербург: Восточно-Европейский Институт Психоанализа, 2017. – 224 с.
21. Фрейд З., 1911. Положения о двух принципах психической деятельности. Фрейд З. Основные психологические теории в психоанализе. Очерк истории психоанализа. – СПб.: Издательство «Алетейя», 1998.
22. Фрейд З., 1913. Тотем и Табу. Психология первобытной культуры и религии. – СПб.: Алетейя, 2000. – 223 с.
23. Фрейд З., 1918. Из истории одного инфантильного невроза // Фрейд, Зигмунд. Собрание сочинений в 26 томах. Т. 4 – Санкт-Петербург: Восточно-Европейский Институт Психоанализа, 2007. – 320 с.
24. Фрейд З., Жуткое. Интернет, https://freudproject.ru/?p=723
25. Фрейд З., 1926. Торможение, симптом, тревога. Психоаналитическая хрестоматия. Классические труды / под редакцией М.В. Ромашкевич. – М.: 2005 – 431с. – С. 74.
26. Фрейд З., 1937. Конечный и бесконечный анализ // «Конечный и бесконечный анализ» Зигмунда Фрейда – М.: МГ Менеджмент, 1998. – 224 с.

[1] Текст доклада на конференции «Агрессивность в жизни и в терапии» в рамках XV Летней Школы ЕКПП (Санкт-Петербург, 28-30 июня 2019).